Темные глаза Пейдрона Найола туманили тягостные раздумья, и его усталый взгляд скользил по залу для аудиенций, будто ничего не узнавая вокруг. По стенам, как простые потрепанные драпировки, свисали знамена, под которыми когда-то, во времена юности Найола, сражались его враги. Выцветшие боевые стяги терялись на фоне потемневших деревянных панелей, которыми были обшиты каменные стены, крепкие и массивные даже здесь, в самом сердце Цитадели Света. Единственное во всей комнате кресло – весомо сработанное, с высокой спинкой, мало отличное с виду от трона – тоже не существовало для невидящего взора Найола, как и несколько расставленных там и тут столов, что завершали скромную меблировку зала. Сейчас Найол будто бы и не замечал человека в белом плаще – тот, опустившись перед ним на колени и напряженно ожидая приказа, замер в центре громадного знака сияющего солнца, выложенного на широких плахах половиц. Хотя мало кто мог бы позволить себе подобную непочтительность по отношению к этому воину.

Прежде чем провести Джарета Байара в зал, предназначенный для личных аудиенций лорда капитан-командора Детей Света, ему дали время умыться и возвратить себе достойный вид, но и шлем, и кираса оставались тусклыми после долгого пути и сохраняли вмятины, полученные в боях. Темные, глубоко посаженные глаза Байара полыхали неудержимым, почти лихорадочным нетерпением, и от этого внутреннего жара с его лица, казалось, испарился всякий излишек плоти. Сейчас Джарет Байар не был опоясан мечом – никому не дозволялось находиться при оружии в присутствии Найола, – однако чудилось, будто он в любой миг готов броситься в битву, точно гончая, только и ждущая, когда ее спустят с поводка.